Вернуться на главную страницу

Оглавление

Предыдущая

Следующая

Рис. 7.99. Подкаменщик.

Рис. 7.100. Трехиглая колюшка.

Рис. 7.101. Трехиглая колюшка с мальками.

Рис. 7.102. Schistocephalus и произведенное им раздутие живота.

Фото кованых решеток на окна в Москве. | духи масляные Azzaro Twin Azzaro - Совместные покупки | Коптильни домашние купить. Домашняя коптильня устройство подробности на сайте.

Рис. 7.95. Окунь.

Рис. 7.96. Окунеед (самка).

Рис. 7.97. Судак.

Рис. 7.98. Ерш.

7.2. Отечественные

Окунь.— Perca fluviatilis L. (рис. 7.95)

Всем известная полосатая живая рыбка, водящаяся не только во всех пресных проточных и непроточных водах, но даже и в солоноватых озерах, каковы, напр., озера Киргизских и Джунгарских степей. Тело ее овальное, горбатое, припухлое, немного сжатое с боков, покрыто очень прочной шероховатой чешуей, которая, будучи чрезвычайно мелкой даже на самых крупных окунях, для невооруженного глаза не представляет ничего особенного, но, рассматриваемая в микроскоп или сильную лупу, поражает наблюдателя как своим блеском, так и изяществом. Увеличенная в несколько десятков раз, каждая чешуйка окуня представляется состоящей из двух отличимых частей: внешней, т.е. видимой нами на теле рыбы, части и внутренней — невидимой. Последняя образует ряд закругленных зубцов, число которых неопределенно и зависит, по всей вероятности, от возраста индивидуума, что, впрочем, до сих пор еще не было исследовано; а каждый зубец имеет с обеих сторон по бороздке, так что уже и эта незримая для нас часть имеет прелестный причудливый вид веера или извилистой поверхности исполинской раковины тридакны (Tridacna gigas). Но еще красивее, еще прелестнее внешняя. Она представляется покрытой бесчисленным множеством прелестных многогранных иголочек, остриев,— остриев, которые, постепенно понижаясь от окружности к центру, отливают и блещут на солнце такими чудными цветами радуги, что делают каждую чешуйку окуня как бы капелькой росы или блестящим самоцветным камнем.

Чешуя эта, чрезвычайно нежная у молодых окуней, с возрастом, наоборот, достигает у них такой твердости, что у некоторых старых экземпляров принимает вид брони, которую не в состоянии пробить даже и острога.

Голова окуня понижается от затылка к оконечности морды и представляет плоский широкий лоб. Глаза, с прелестной золотистого цвета радужиной, отличаются замечательным блеском, который становится тем сильнее, чем рыба взволнованнее. Челюсти снабжены рядом мелких бархатистых зубов. Затем, ряд таких зубов находится на нёбе и вдоль внутренней поверхности щек и несколько рядов в самом горле. Самым незащищенным и легко уязвимым местом окуня являются щеки, лишенные всякой брони и покрытые только тонкой, слабой чешуей. Но зато все остальное защищено прекрасно. Не говоря уже о чешуе, представляющей по шероховатости своей весьма действительную оборону против глоток других прожорливых рыб, еще более грозными оборонительными орудиями окуня являются колючки и зазубрины на жаберных крышках, а также иглы и острые шипы плавников. Так что, взъерошив свои плавники, окунь делается крайне грозным и всякий, дерзнувший к нему в это время прикоснуться, бывает награждаем очень чувствительными уколами. Из плавников его самую главную защиту представляет первый спинной, а затем грудные и заднепроходный, которые весьма больно ранят с боков и снизу с помощью своих колючих лучей, отличающихся замечательной твердостью и остриями.

Плавательный пузырь окуня замкнут и в нормальном состоянии содержит в себе всегда значительное количество кислорода (обыкновенно газы, заключающиеся в плавательном пузыре рыб, представляют собой смесь кислорода, азота и углекислоты в различной пропорции), который исчезает из него мало-помалу, если окунь не может более заимствовать его из окружающей среды, и доходит почти до нуля, когда рыба умирает от удушья.

Цвет окуня очень различный и зависит много как от возраста рыбы, так и от качества воды, в которой она живет. Обыкновенно же цвет его следующий: спина темно-зеленая, бока зеленовато-желтые, брюхо желтоватое. Хвостовой и брюшные плавники ярко-красные, грудные — желтые, первый спинной — сизый с черным пятном на конце, а второй — зеленовато-желтый. Кроме того, поперек всего тела тянутся несколько темных полос, придающих ему еще большую пестроту. Но таков окунь только взрослый. Молодой же бывает скромного серенького цвета с более темными поперечными полосами и только одни плавники да глаза желтые.

В реках и озерах окунь, смотря по величине своей, а также и времени года, держится на разной глубине. Так, летом мелкие и средние окуни выбирают своим местопребыванием мелкие воды с иловатым грунтом и водяными растениями, которые служат для них в то же время и засадой для заплывающей в них мелкой рыбешки, а осенью уходит на более глубокие места. Крупные же живут постоянно на очень большой глубине, и притом иногда на столь значительной, что плавательный пузырь их, под влиянием громадного давления воды, или вдавливает им желудок в глотку, или же сам лопается. Летом окуни живут небольшими стайками, штук по десять, редко по сотне и то мелких годовалых, но осенью и весной, в особенности ко времени нереста, собираются громаднейшими стаями, такими стаями, в которых крупных окуней насчитывают тысячами, а мелких, как кажется, даже и счету нет.

Будучи рыбой оседлой, окунь никогда не совершает дальних путешествий, не совершает их даже и перед нерестом, и большей частью чуть не круглый год живет на одном и том же месте; по утрам и вечерам держится всегда на открытых местах, а в жаркие полдни, в особенности среди лета, скрывается в тени, забирается под нависшие кусты, коряги, в водяные травы, особенно туда, где растет много кубышек, кувшинок, спрятавшись под которые ему удобнее подкарауливать свою добычу. Добычей крупного окуня служит все: он не дает спуску никакому живому существу, начиная с мелкой водяной букашки и кончая такими рыбами, с которыми он в состоянии совладать и которых, главное, он может проглотить; но и мелкий немногим уступает крупному — быстро двигаясь во все стороны, он так и подстерегает, так и выслеживает добычу. Кому не приходилось видеть, как стаи этих обжор охотятся за молодой рыбешкой. Вот тихо плывет себе малявочка, посматривая, где бы словить мушку или кусочек червячка. Как вдруг налетает на нее стая окуней, бросается на нее сразу со всех сторон, и тот, кто половчее, проглатывает несчастную. Случается также, что, увлекшись преследованием, окунь выскакивает вслед за своей добычей из воды на мель или даже на берег и гибнет тогда жертвой своей жадности. Кроме рыб, из числа которых особенно любит плотичку и верховку, окунь больше всего любит икру и раков, которых подстерегает во время линяния, притаившись около камней под берегом, невдалеке от нор. Что касается до земляного червя и мотыля, то он ест их только очень голодный.

Нерестится окунь обыкновенно на третьем году и только в самых кормных озерах — на втором. Время нереста его весьма различно и зависит, как говорят, главным образом от совершенного исчезновения льда и, следовательно, в наших странах бывает в конце апреля или начале мая.

Икру свою окунь выпускает длинными, 2—3-аршинными, студенистыми лентами, в которых отдельные икринки, величиной не более макового зерна, соединены маленькими кучками по 3—5 штук, а каждая такая кучка заключена в особую клейкую клеточку, так что вся лента имеет вид зеленовато-белой мелкой сети. Ленты эти или свертываются в клубки и прикрепляются к подводным растениям, или прямо плавают по поверхности.

Под влиянием весенней температуры, а особенно солнечных лучей, созревание икры идет чрезвычайно быстро, и икринки с каждым днем принимают все более и более темный оттенок, а дней через 10—15 в них уже ясно становится видно движение зародыша. Наконец, на 15—20-й день студенистая масса расползается и тучи прелестных крошечных окуньков с живыми, блестящими глазками, как мириады восхитительных, прозрачных, как кристалл, мошек, рассыпаются по всем сторонам и с изумительной быстротой, несмотря на свой объемистый желточный пузырь, носятся взад и вперед по воде. Последний, впрочем, несмотря на свою величину, бывает у них также до того прозрачен, что без всякого затруднения можно наблюдать биение сердца и движение крови в сосудах — зрелище для того, кто видит его в первый раз, поистине поразительное. Движения эти вполне хорошо видны даже простым глазом, но еще яснее и любопытнее представляется эта таинственная лаборатория жизненных сил, если взглянуть на нее в увеличительное стекло. Для этого нет надобности прибегать к какого-либо рода махинациям, а просто, улучив минуту, когда окунек-мушка подойдет поближе к одному из стекол аквариума (конечно, стекла эти предварительно надо хорошенько протереть), посмотреть на него в лупу, или же взять такую крошку и, положив в капле воды на стекло, рассматривать ее в самый слабый, чуть не игрушечный микроскоп.

Чтобы вывести из окуневой икры мальков, берут небольшой кусок ленты и кладут в плоскодонный сосуд, наполненный не более как на два сантиметра водой, и затем время от времени пропускают ток воды, который уносит отстающие частицы студенистой массы.

Выведшаяся из икринок молодь тотчас же по выходе забирается в самую чащу водяных растений и прячется здесь все лето как от крупных хищников других пород, так и от собственных своих родителей. К концу же лета отваживается, наконец, выглянуть на Божий свет и, собравшись в несметные стаи, такие стаи, что в них зачерпывать молодь можно чуть не ведром, выплывает на открытые места рек и озер. Затем, нагулявшись вдоволь, с наступлением холодов удаляется вглубь и проводит там всю зиму.

В неволе окунь легко приручается: ест из рук, подплывает к стеклу, когда видит знакомое ему лицо, и живет вообще в аквариуме недурно, но требует обильной пищи, а главное, чтобы температура воды в нем никогда не была выше +10° (лучше всего ему живется в 8 градусной воде). Когда же температура начинает переходить за +10°, окунь из живой, быстрой рыбки становится все более и более вялым, начинает медленно плавать, часто подниматься на поверхность, с силой вдыхать в себя воздух и под конец умирает.

В аквариуме окуньки редко плавают в одиночку, а все больше стайками; стайками же кидаются и на бросаемого им мотыля. Интересно смотреть, как эти жадные созданьица спорят и дерутся из-за ничтожнейшего червячка, из-за малейшего кусочка говядины. Но бросьте этим же самым жадным рыбкам кусочек хлеба, и вы увидите, что ни одна из них не дотронется, а если какая-нибудь и схватит, то, увидев свою ошибку, тотчас же выбросит.

Кроме своей прожорливости, крупный окунь опасен еще для аквариума паразитом, водящимся у него в полости рта (Aechteres percarum, рис. 7.96), паразитом, который, как говорят, может иногда переходить и на других рыб, чего, впрочем, вполне утверждать не могу, так как у себя крупных окуней, в особенности с этим паразитным рачком, никогда не имел, а передаю любителям лишь как слышанное мной, чтобы на всякий случай предостеречь их от, быть может, тайно грозящей их рыбам опасности.

Судак.— Lucioperca sandra L. (рис. 7.97)

Судак — рыба всем известная. Встречается почти во всех реках России, а также во многих озерах, как, напр., Чудском, Бело-озере и др.

От окуня, к семейству которого он принадлежит, отличается более удлиненным телом и заостренным рылом, имеющим большое сходство с щучьим. Что касается до цвета, то спина у него зеленовато-серая, брюхо белое, а бока покрыты крупными буровато-серыми пятнами, образующими до 10 поперечных полос. Такими же рядами пятен, только более мелких, покрыты и его спинной и хвостовой плавники.

Судак любит воду глубокую, чистую и не выносит мутной. Излюбленным местом его служат бревна и коряги на дне, а на поверхность появляется он только во время нереста или при погоне за добычей.

Как рыба хищная, судак кормится главным образом молодью рыб. особенно же щурятами, пескарями, но летом ест также раков и лягушек. Схватив добычу, он удаляется в глубину и там ее пожирает. Зимой держится в ямах, но в спячку не впадает.

Нерест судака бывает в конце мая или в начале июня и длится около месяца. Местом его икрометания служат тенистые места близ берегов и особенно древесных корней. Сам процесс его бывает весьма оригинален. По словам Сабанеева, в это время судаки разбиваются на пары и самка становится головой вниз, почти в вертикальном положении, и во время выпускания икры не обнаруживает никаких сильных движений, а только поворачивает то в ту, то в другую сторону хвостом; самец же так же тихо ходит и поливает икру молоками. Так что, когда весной в тихую погоду из воды выглядывают хвосты судаков — это признак их нереста.

Число выметанных судаком икринок доходит до 300000. Икра мелкая, не более 11/2 миллиметра в диаметре, желтоватая, клейкая, прикрепляющаяся к растениям и подводным предметам. Выклюнувшаяся из икры молодь сейчас же уходит на глубину и держится в самой чистой воде, так как мутной воды так же боится, как и взрослый судак. Молодь эта растет весьма быстро и достигает через несколько месяцев 12—14 дюймов, а через год судак весит уже более 11/2 фунта. Способным, однако, к размножению становится лишь на 3-м году. Продолжительность жизни судака равняется 8—10 годам.

Судак рыба очень нежная, и нежная не в том отношении, что трудно уживается в той или другой воде или требует какой-нибудь особой обстановки, но, что гораздо хуже, в том, что, будучи вынута из воды, спит моментально и засыпает тем быстрее, чем моложе и меньше. Нежность эта известна даже и рыбакам, по мнению которых судака достаточно тряхнуть за хвост, чтобы он тотчас же уснул.

Тем не менее судак, постепенно приучаемый к стоячей воде, в аквариуме уживается довольно легко. Из известных мне любителей держал судаков в аквариуме лишь новочеркасский любитель Н. Н. Рождественский. Вот как, между прочим, он описывает в письме ко мне жизнь одного из своих судаков в аквариуме.

«30 июня мне привезли небольшого судака (11/4 вершка). Пока я подготавливал для него жилище, очищая дно, подсыпая песок и мелкие камни, помещенный в таз с водой, он изрыгнул 21/2 рыбки, делая при том весьма большие усилия и характерные движения. Затем, с возможной осторожностью, был водворен мной в приготовленный аквариум, где спокойно и тихо опустился на дно и выбрал себе более затененное растениями место. Желая сразу приучить его к мясу, я на другой день ничем его не кормил, на третий, четвертый и пятый дни предлагал мясо, но он его не брал и лишь через 5 дней съел первый кусок и тем меня очень обрадовал, так как я приходил в отчаяние: за дни голода он очень похудел и я боялся, что его нельзя будет приучить к другой какой-либо пище, кроме живых рыб. Теперь (около 6 месяцев спустя) он вполне освоился, вырос, сделался ручным и ест мясо очень аккуратно 3 раза в день: немного утром, около 12 часов и, главным образом, вечером. Аппетит его не всегда одинаков, и иногда он ест очень мало, а иногда много. Если верно то, что щука в продолжение месяца стукается о стекло, желая полакомиться рыбкой, плавающей в другом отделении аквариума, то судак обладает гораздо большей памятью, так как, несмотря на голод, он уже на 5-й день, кидаясь к стеклу, чтобы захватить золотую рыбку, часто на полдороге вспоминал о преграде и, вильнув хвостом, поворачивал назад. Жизнь ведет он очень спокойную: постоянно сидит на одном месте дна и, только желая есть, подплывает к стеклу и около него плавает вверх и вниз, да иногда, подняв каким-нибудь своим движением муть, отодвинется в сторону и затем, когда она пройдет, снова займет свое постоянное место. Замечу, между прочим, что он после еды, через довольно длинный промежуток времени, делает такие движения, как будто передвигает пищу из внутренностей ближе к глотке и вновь ее пережевывает. Аквариум, в одном из двух отделений которого помещался этот судак, имел 18 вершков длины, 8 ширины и 6 вершков глубины».

Кроме этого, у г. Р. было в аквариуме еще несколько судаков, из которых одного, длиной вершка в три, жившего у него более года, он задумал даже привезти одному любителю в Москву. Рыбка благополучно проехала весь дальний путь, но под самой Москвой, к прискорбию, уснула. Главной причиной ее смерти, вероятно, была перемена воды, которую г. Р. вздумал переменить за несколько станций до приезда.

Для аквариумов судака надо ловить в прохладную погоду и моментально помещать в посуду с той же водой, в которой они были пойманы. В больших бассейнах крупные судаки могут и нереститься. Так, на Венской всемирной выставке в 1873 году судаки метали в бассейнах так много икры, что ее приходилось удалять. Бассейны эти были с проточной водой и были снабжены мелкой, для кормления судаков, рыбой. Нерестившиеся здесь судаки имели более 3 фунтов веса.

Судаков можно также легко разводить из искусственно оплодотворенной икры. Икру их оплодотворяют сухим способом, т.е. поливают молоками без воды, затем подливают сюда воду и окунают в нее ветки перистолистника (Myriophyllum spicatum), к листочкам которого икра и прилипает.

Что касается до разведения судака в прудах, то для этого необходимо, чтобы в пруду была совершенно чистая вода, на дно набросаны были кучи песка и камней и местами опущены были в воду пни с многочисленными переплетающимися корнями.

Ерш.— Acerina cernua L. (рис. 7.98)

Одна из самых оригинальных наших русских рыб. Название свое получила от способности растопыривать, «ершить» свои плавники. Особенно оригинален, даже странен вид этой рыбки, если ее вынуть из воды. Тогда, растопырив свои колючие плавники и зазубренные щеки, загнув кверху хвост, она имеет вид, скорее, какого-то колючего мячика, нежели рыбы, и представляется для хищников столь грозной, что перед ней с уважением отступает даже и сама щука.

Складом тела ерш очень похож на окуня, только вместо двух спинных плавников у пего один, да жаберные крышки снабжены колючками. Кроме того, он похож еще на окуня и самой формой головы, которая так же, как у последнего, лишена чешуи и вся изрыта множеством ямок и углублений, придающих ей какой-то весьма странный вид.

Цвет ерша не очень блестящий: спина серо-оливковая, с черными пятнышками, бока желтовато-зеленые, а брюхо белое, с зеленоватым оттенком. В иловатых местах, говорят, он бывает темно-зеленым, но я такого никогда не видел. Глаза большие, навыкате, с темно-желтой радужиной и мутно-синеватым зрачком. Ростом ерши очень невелики: самые крупные едва достигают 5 вершков.

Ерш встречается всюду: в реках, озерах, на взморье и даже в прудах, но предпочитает воду чистую, холодную, с иловатым или глинистым дном и держится больше на дне, а на мелкие места выходит только по ночам, когда охотится за мелкой рыбой, да во время нереста. Ерш ведет жизнь общественную и живет всегда стаями, которые становятся особенно густыми во время нереста, который происходит у него от марта до мая, смотря по местности и температуре воды. О том, как происходит этот нерест ничего не известно, так как он совершается ночью, на самой глубине, в ямах с песчаным и каменистым дном и длится не более одной или двух ночей. Что касается икры, то зернышки ее так же связаны, как и у окуня, слизью и имеют вид длинных студенистых лент. Цвет ее желтоватый. Икринки эти развиваются довольно медленно, и рыбешка выклевывается из них не ранее двух недель.

Выловленные из прудов ерши в аквариуме держатся довольно хорошо, но, взятые из речек и, следовательно, привыкшие к быстрой проточной воде, засыпают очень быстро. Сам я ершей в аквариуме никогда не держал, но у некоторых из знакомых мне любителей ерши жили в аквариуме по неделе и по две очень хорошо, а затем почему-то вдруг засыпали. У одного из них ерш прожил неделю даже не в аквариуме, а просто в тарелке с водой. Вообще, как кажется, ерши довольно живучи, ибо, как говорят, свободно могут прожить сутки без воды, в одном только влажном мху. Причины смертности ершей имевшие их любители объяснить мне не могли, но я предполагаю, что она заключалась главным образом в непроточности воды и в повышении ее температуры. Так что обрати они на это внимание — и я уверен, что ерши, прожившие у них две недели, прожили бы целый год, а может быть, и более.

Кроме обыкновенного ерша существуют в России еще два вида ершей: ерш-носарь, или бирючок (Acerina rossica), и сопач (Percarina Demidofii). Бирючок отличается от обыкновенного ерша главным образом более удлиненным рылом и телом, да и вообще превосходит его ростом. Цвет этой рыбки очень недурен: спина оливковая, брюхо серебристо-белое, а на боках тела и спинном плавнике идут несколько рядов темных пятнышек, сливающихся по временам в продольные узкие полоски, придающие всей рыбке чрезвычайно пестрый вид.

Бирючок довольно прихотлив: любит воды быстротекущие, дно чистое, песчаное, с каменистыми отмелями, холодной воды не выносит и с наступлением холодов тотчас удаляется на дно, где проводит всю зиму и откуда выходит не ранее полного вскрытия реки, ибо даже и во время прохода льда прячется еще между камнями. С ершом никогда вместе не встречается (последний всегда живет в глине, чего бирючок терпеть не может) и питается только червями, водяными моллюсками, насекомыми и т.п.

За добычей бирючок охотится большей частью ночью и икру мечет в конце апреля или начале мая. В аквариуме может ужиться только в сильно проточном и то с большим трудом, так как постоянно отделяет от себя в изобилии клейкую слизь, которая, сгущаясь в воде, делает ее невозможной для его существования. Хорошенькая рыбка эта, к прискорбию, водится только в реках черноморского бассейна, преимущественно в Воронежской губ., в р. Дон, и потому московскими любителями может быть получена лишь случайно.

Впрочем, не более доступен для них и сопач, имеющий еще меньшее распространение в России, нежели бирючок, и водящийся только в устьях Днепра и Днестра.

Тело сопача всегда покрыто густой слизью и очень сильно сжато, глаза почти плоские, а жаберные крышки с такими же шипиками, как и у бирючка. Цвет тела этой рыбки желтоватый, с фиолетовым отливом (особенно силен отлив этот на спине), бока и живот серебристые; начиная от головы и до хвоста разбросаны там и сям вдоль по спине темные кругловатые пятна; боковая линия образована ясно различимыми бурыми точками, а плавники все светлые без пятен и совершенно прозрачные. Вообще, цветом и формой тела рыбка очень красивенькая.

Подкаменщик, поп.— Cottus gobio L. (рис. 7.99)

Рыбка крайне оригинальная по виду и по нравам. Что больше всего поражает в ней наблюдателя — это чрезмерное расширение головы и суживание тела к хвосту. Голова эта столь же широкая, как и длинная, по крайней мере, у старых самцов,—приплюснутая снизу и округленная сверху, составляет приблизительно около трети всего тела и, рассматриваемая спереди, имеет довольно значительное сходство с головой морского черта. Этому сходству немало способствует также еще маленькие красные глаза, помещенные почти на самой вершине головы и направленные в разные стороны, громадная пасть, способная проглотить очень крупную добычу, и челюсти, снабженные целыми рядами мелких бархатистых зубов. С каждой стороны головы находится по довольно большому крючковатому шипу. С виду острие это кажется очень ничтожным, но подкаменщик, должно быть, сознает некоторую важность этого орудия, потому что каждый раз, как только грозит ему опасность, он приподнимает жаберную перепонку и, обнаружив таким образом эти шипы, дает им возможность ранить.

Тело подкаменщика совершенно голое, имеет на боковой линии и жаберных крышках маленькие бородавочки, которые, будучи рассматриваемы в увеличительное стекло, оказываются снабженными наверху крошечными, едва заметными отверстиями, из которых постоянно сочится слизь, покрывающая тело подкаменщика и делающая эту рыбку неприятно клейкой.

Плавники подкаменщика также довольно странны: спинной состоит из двух плавников—одного небольшого полукруглого и второго очень длинного. Плавники грудные очень маленькие, узкие, а брюшные, наоборот, чрезвычайно широкие, лопастные; заднепроходный такой же длинный, как и спинной второй, а хвост небольшой и как бы обрубленный. Что касается до цвета, то он большей частью следующий (у старых темнее, у молодых бледнее): спина бледно-серая, усеянная многочисленными темными крапинами и пятнышками, образующими нечто вроде мраморного рисунка; брюхо желтовато-белое, иногда также с крапинами; плавники, за исключением брюшных, испещрены следующими по очереди белыми и черно-коричневыми полосами. Рассматриваемые в лупу, все эти полоски и крапины представляются состоящими из сотен мельчайших точечек, большее или меньшее сближение которых делает цвет то более темным, то более светлым.

Из особенностей внутреннего строения организма замечательно, что рыба эта вовсе не имеет плавательного пузыря, который был бы для нее, пожалуй, совсем лишним, так как она живет только в самой мелкой воде и на поверхности никогда не плавает.

Подкаменщик — рыбка очень небольшая, редко достигающая 4—5 дюймов в длину (самые крупные экземпляры имеют не более 6 дюймов), любит воду свежую, дно каменистое и встречается только в весьма незначительных речках, ручейках, да в небольших озерках с холодной проточной водой; она держится всегда под камнями, плитами, отчего, вероятно, и произошло ее название — подкаменщик, или вырывает себе норы в песке. Вообще глубины не любит и потому встречается большей частью только на мелких местах близ берегов. Кроме того, как рыбка нелюдимая, живет больше в одиночку и никогда не попадается даже небольшими стайками.

На воле подкаменщик постоянно сидит, спрятавшись под камнями, и плавает очень редко, на небольшие расстояния и вообще ведет оседлый образ жизни; но в минуту опасности и преследуя добычу он оказывается весьма проворным, и это проворство, по-видимому, всего более зависит от сильного развития грудных плавников. Но врагов у него немного, и притом, благодаря своей юркости, скрытому образу жизни и колючим щиткам на жаберных крышках, подкаменщик редко достается в добычу, всего чаще форелям. Сам он весьма прожорлив, кормится больше различными рачками, водяными мокрицами, личинками водяных жуков и стрекоз, но не прочь поживиться как лягушечьей и рыбьей икрой, так и молодью рыб. Крупные подкаменщики ловят даже гольянов и мелких пескарей, которые почти всегда встречаются вместе с ними.

Подкаменщик в аквариуме рыба довольно редкая, любит воду холодную, сильно насыщенную кислородом, которую вследствие этого надо или менять ежедневно в аквариуме, служащем ей помещением, или же искусственно насыщать воздухом при помощи инжекторов. В здоровом состоянии рыбка эта бывает покрыта очень красивыми черными пятнами, но чуть заболеет или почувствует в воде недостаток кислорода, как становится бледной и теряет свою темную окраску. Пятна эти, однако, появляются сейчас же, как только переменят воду.

В аквариуме, предназначенном для подкаменщика, вода должна быть неглубокая и посередине аквариума или в стороне устроен из камней род грота, на который бы он мог влезать и держаться почти близ поверхности. Настоящая жизнь рыбки начинается только ночью, а днем она едва движется. При этом она не плавает, как другие рыбы, но перемещается, двигая грудными плавниками как ногами; а когда находится в особенно довольном состоянии, то ударяет ими себя, как крыльями какими, по бокам. Лучшей пищей для нее служат мелкие навозные черви, которых она предпочитает мотылю.

В дополнение к вышеупомянутым наблюдениям над изменением окраски этой рыбы укажем еще на наблюдения Ньюмена, по словам которого рыба эта отличается еще способностью менять мгновенно цвет тела под влиянием раздражения или усиленных мускульных движений. Кроме того, по всей вероятности, эта перемена цвета может происходить у нее также и под влиянием изменения силы освещения, как это случается часто у форели, производя наблюдения над которой Зибольд нашел, что если ее поместить в темный сосуд и потом внезапно осветить, открыв крышку, то рыбка эта, под влиянием неожиданно поразившего ее света, немедленно побледнеет, причем больше всего побледнеют те экземпляры, которые темнее цветом. Явление это объясняют раздражимостью черных хроматофор (клеточек с черным окрашивающим веществом), которые под влиянием света и движений сжимаются, а под влиянием темноты и бездействия расширяются. Интересно было бы проверить это объяснение, произведя ряд опытов над подкаменщиком.

Развести в аквариуме подкаменщиков удалось пока только франкфуртскому любителю Френкелю. Он поймал в начале марта в быстро текущем ручье несколько подкаменщиков, из которых наиболее крупный имел около 10 сантиметров в длину. Рыбки эти были пущены в аквариум, вмещавший около 20 ведер воды (120 + 50 + 40 сантиметров), с грунтом, состоявшим из чисто промытого песка слоем в 5 сантиметров толщиной; местами на нем были размещены более или менее тесными группами гладкие камни. Растительностью служили кустики валлиснерии и Isoёtes malinvernianum. Кроме того, местами были положены камни с растущими на них ветками водяного мха (Fontinalis).

Аквариум был налит свежей водой и в него пущен воздух от воздуходувного прибора. Каждая из более крупных рыб выбрала себе в аквариуме определенное место и ревниво оберегала его от соседей. Мелкие же экземпляры (5—6 сантиметров) держались большей частью вместе. В течение двух дней рыбы осваивались с новым помещением. Начиная с третьего дня им ежедневно начали давать дождевых червей и энхитреев; на этот корм подкаменщики набрасывались и выказывали сильную прожорливость.

Корм они брали и на лету, и со дна; в последнем случае они ложились на бок. Два раза в неделю из аквариума осторожно выливалось около 5 ведер воды и взамен их вливалась свежая вода.

Во второй половине марта у пяти рыбок брюшко заметно увеличилось в объеме. В то же время окраска остальных рыб, оказавшихся самцами, становилась день ото дня ярче: на переднем спинном плавнике у них появилась резко выделяющаяся желтая кайма, радужная оболочка глаз стала ярко-красной, поперечные полосы на теле потемнели, а едва заметные дымчатые крапины в хвостовом плавнике превратились в яркие зеленовато-голубые пятна. Окраска самок тоже стала ярче, но рисунок ее был не столь определенным и резким.

Обычная неподвижность рыбок исчезла: они почти все время находились в оживленных движениях; самцы начали обнаруживать враждебность друг к другу. Наиболее крупный из них неистово бил и гнал остальных, причем сильно раскрывал свои жаберные крышки, расправлял огромные грудные плавники и старался укусить или ударить хвостом всякого самца, появлявшегося вблизи занятого им участка. Самок же этот самец встречал совершенно иначе, особенно наиболее крупную из них. Он бросался к ним, несколько раз оплывал вокруг них и старался коснуться мордой основания их грудных плавников. Это прикосновение заставляло самку уплывать прочь, причем самец следовал за ней, и рыбы, преследуя друг друга, носились некоторое время по всему аквариуму.

Так прошло два дня, на третий, вслед за очень энергичным преследованием самки самцом, обе рыбы опустились на дно около группы камней, у которых обычно держался самец, и самка, работая грудными плавниками и мордой, очистила от песка и осевших илистых частиц самый крупный камень.

В это время самец стоял на страже, неистово преследуя каждую из рыб, пытавшихся приблизиться к самке, и разгоняя их в отдельные углы аквариума. Когда очистка камня была закончена, самец приблизился к самке и обе рыбы стали кружиться друг около друга так быстро, что движениями их песок и мелкие камни разбрасывались в разные стороны. Затем рыбы поместились рядом над очищенным камнем, головами в одну сторону, и самка начала выметывать одну за другой икринки, приклеивая их к поверхности камня, а самец поливал их молоками.

Кладка икры продолжалась около часа, после чего рыбы разошлись и в течение часа лежали неподвижно на дне. Затем самец стал на страже икринок, ложился на них брюшком и обмахивал их своими грудными плавниками, держа тело то головой вверх, то головой вниз.

При попытке какой-либо рыбы приблизиться к икринкам самец свирепо бросался на нее и несколькими ударами мордой и хвостовым стеблем прогонял ее в дальний конец аквариума. Тогда, чтобы не тревожить самца, все остальные подкаменщики, равно как и метавшая самка, были переведены в другой аквариум.

Первые мальки выклюнулись через четыре недели. За все это время самец почти ничего не ел: взяв два-три куска разрезанного на несколько частей дождевого червя, остальное он отбрасывал далеко от камня с икринками. Температура воды в нерестилище не превышала +12° Р. Число выведшихся мальков достигало 500. Выклюнувшись из икринок, все они плавали в нормальном положении и при малейших признаках опасности скрывались под камнями. Кормом им служили инфузории, водоросли и порошок из высушенных листьев салата. Через неделю после выхода из икры они уже брали циклопов.

Под Москвой эта рыбка попадается в р. Гордве (близ села Лигачево), впадающей в Сходню, р. Каменке в деревне того же названия (близ ст. Крюково), в Измайловском пруду и в Москве-реке близ Дорогомиловского кладбища на мелких местах под известковыми камнями.

Колюшка трехиглая.— Gasterosteus aculeatus L. (рис. 7.100 и 7.101)

Колюшка принадлежит к числу немногих европейских рыбок, строящих для своего потомства гнездо, подобно тому, как это делают макроподы, гурами, радужные и другие экзотические рыбки из семейства лабиринтовых. Колюшка, как показывает само название, отличается особенными колючками, из которых, у описываемой нами трехиглой, три находятся на спине и две, заменяющие собой брюшные плавники,— на животе. Тело ее голое, лишенное чешуи, покрыто рядом поперечных роговых пластинок, идущих от самой головы до хвоста и придающих этой рыбке вид какого-то закованного в латы средневекового рыцаря. Число этих пластинок бывает от 30 до 31. Первая пластинка очень маленькая, вторая — побольше, овальная, третья такая же, только соединена со спинным щитком, к которому прикреплена первая спинная колючка; четвертая, пятая, шестая и седьмая — уже первых трех; к седьмой прикреплена вторая колючка. Далее пластинки идут увеличиваясь до 17—18, а затем начинают сильно уменьшаться, так что последние пять образуют род полоски, упирающейся в самый хвост. Число этих пластинок у каждого вида колюшек постоянно одно и то же и не изменяется ни с возрастом, ни со временем года. Неоднократные наблюдения естествоиспытателей показали, что число это сохраняется даже у самых молодых рыбок и что вся разница их от пластинок взрослых рыбок заключается только в том, что у молодых близ брюшной полости пластинки несколько короче и имеют более извилистую оконечность. Хвост имеет вид обрубленной кисточки и отличается большой подвижностью. Голова удлиненная, челюсти выдающиеся. Рот почти всегда открытый. Глаза большие, зеленоватые, с замечательно сильной игрой, придающей немало прелести рыбке.

Самец от самки отличается главным образом окраской. Цвет самца во внебрачное время довольно скромен. Спина зеленовато-бурая, иногда даже черноватая, бока и брюхо — серебристые, грудь и горло — бледно-розовые; но ко времени нереста цвета его становятся очень красивы. Спина принимает синеватые оттенки, тело отливает серебром, брюшко, губы, щеки и основания плавников переходят все в более и более красный цвет, пока, наконец, не сделаются совершенно шарлаховыми, киноварными, а глаза принимают такой чудный лазоревый или лиловато-голубой цвет, какой не поддается никакому описанию. Словом, в это время самчик так красив, что по яркости красок походит, скорее, на прелестно расцвеченное насекомое, чем на рыбу. Что касается самки, то в обыкновенное время почти такого же скромного цвета (исключая мелкой краснины под брюшком, которой у нее никогда не бывает), как и самчик, ко времени нереста она становится совершенно одноцветно-серебряной или даже, лучше сказать, как бы жестяной и сильно разбухает от наполняющей ее икры. Глаза ее остаются без всякой окраски или получают лишь слабый лиловатый оттенок, который никоим образом не может сравниться с дивной яркой окраской глаз самцов. Вообще окраска глаз, появляясь у самчиков раньше остальной окраски тела, может всегда, особенно же весной, служить для любителя лучшим признаком отличия самцов от самок.

Трехиглая колюшка водится почти во всех реках Европы, но многочисленнее всего в реках Балтийского и Белого морей. Любит тихое течение и речки и озера с иловатым дном и травянистыми берегами. Здесь держится она громадными стаями, находясь постоянно в движении и с жадностью бросаясь на всякий корм, на всякую падающую крошку. Будучи чрезвычайно грозно вооружена орудиями нападения и защиты и сравнительно довольно редко становясь добычей хищника, колюшка размножается до того быстро, что, попав в какую-нибудь речку, изгоняет из нее уколами своих острых колючек вскоре всю рыбу. Чтобы сколько-нибудь уменьшить количество этой вредной рыбы, в Англии вылавливают ее всем, чем только могут, и употребляют на удобрение полей. Бывают года, что ее вылавливают там в таком количестве, что отправляют на рынки целыми вереницами возов. Кроме удобрения, колюшка идет здесь еще на корм домашней птицы, которая до нее очень лакома и которая от нее, как говорят, очень жиреет; а в прибалтийских провинциях ею кормят, кроме того, также и свиней.

Но если, с одной стороны, рыбка эта представляет крайне неприятное явление природы, то, с другой стороны, по уму своему и по интересу своих нравов является таким созданием, перед которым естествоиспытатель должен благоговеть. Ее способность строить гнезда, по сложности своей немного уступающие птичьим, ее уход за икринками, ее заботы о подрастающем поколении и, наконец, ее самозащита ставят эту крошку выше многих других высших созданий и приводят в удивление, в изумление каждого наблюдателя.

Вглядитесь хорошенько в жизнь колюшки, перенеситесь всем вашим существом в ее маленький мирок, и вы тоже будете поражены ее разумностью. Взгляните, например, сейчас — вот плывет себе тихо, спокойно колюшка: спинные иглы сложены и едва заметны, а брюшные пригнуты к бокам — теперь нет опасности. Но вдруг что-то ей почудилось, что-то стукнуло, и тотчас же спинные иглы вздымаются, боковые растопыриваются, и рыбка, сознавая свою силу, не обращается в бегство, как большинство ее трусливых собратьев, а принимает оборонительное положение, готовая сейчас же броситься на невидимого врага и исколоть и изранить его, если действительно такой окажется. Стихает все — успокаивается и колюшка: иглы опускаются, глаза перестают блестеть, и рыбка принимает опять свой прежний мирный вид. Попробуйте же теперь опустить в аквариум палку, и колюшка, прежде храбрая, сознавая теперь свое бессилие, тотчас же обратится в бегство; но если вы эту самую палку опустите тогда в воду, когда у колюшки будут дети, тогда совсем иное дело, тогда колюшка забудет о собственной опасности и, думая только о защите своих детей, с самоотвержением бросится на палку, как собака, и будет щипать и колоть ее, стараясь всячески прогнать эту грозящую жизни ее малюток опасность...

Но наступает апрель месяц, и все изменяется. Теперь все помыслы и все стремления колюшки направляются только на построение гнезда, на продолжение и сохранение своего потомства. Колюшка-самец начинает искать подходящее для гнезда местечко, заботливо плавает взад и вперед, толчется то там, то сям. Все показывает, что он чем-то особенно озабочен. Наконец, место это подыскано. Самчик останавливается, исследует его, начинает копать мордочкой находящийся на дне ил и кончает тем, что погружается в него всем телом. Двигаясь с силой и вращаясь с изумительной быстротой вокруг самого себя, он образует вскоре углубление, ямку, стенками которой служит выброшенная вращением тела земля.

Окончив эту первую работу, рыбка удаляется и, поглядывая во все стороны, как бы ищет что-то. Погодите немного, и вы увидите, как она схватит ртом травинку или обрывок корешка и, держа этот кусочек во рту, отправится прямо по направлению к ямке, которую вырыла, положит здесь травинку, утвердит ее мордочкой, наложит на нее, в случае надобности, чтобы придержать, песчинки и придавит ее ко дну животом. Затем, уверившись, что легкая былинка не может быть более унесена течением, отправляется за новой, принесет и укрепит ее так же, как и первую. Маневр этот она повторяет много и много раз, словом, до тех пор, пока дно ямки не будет полностью устлано травинками и все части этой настилки не будут достаточно плотно приложены и связаны друг с другом, что колюшка делает трением своего тела, покрытого клейкой слизью, выделяющейся у нее из отверстий на боках.

Уже одно это начало постройки в состоянии привести в восторг каждого внимательного наблюдателя, но что еще более изумляет и поражает его — это те проблески обдуманности, которые проглядывают всюду во всех, даже мельчайших, деталях этой работы. Так, укладывая материал, рыбка сначала, кажется, только ищет возможность собрать его в кучу; однако, как только сделает первую настилку, располагает его уже с большим старанием, заботясь о том, чтобы придать ему известное направление, преимущественно направление отверстия выхода из гнезда. Оказалась ли работа чем-нибудь неудачной — ловкий строитель вытаскивает все неудавшееся, располагает более удобным образом и переделывает всю работу снова до тех пор, пока все не устроится так, как ему нужно. Оказался ли принесенный материал по размеру или по форме неудобен — он подвергает его тщательному испытанию и отбрасывает его в сторону не ранее, как удостоверится в полной его непригодности. Но это еще не все. Устроив основание здания, колюшка приводит плавники свои в быстрое движение и, производя искусственное течение, удостоверяется таким образом, достаточно ли плотно прилегают былинки ко дну и не могут ли они быть унесены сильным током воды. Вообще при выполнении своего труда колюшка выказывает безустанную деятельность и, зорко следя за тем, чтобы никто не смел приблизиться к ее постройке, и бросаясь с ожесточением на всякую рыбу и на всякое насекомое, которое только осмелится показаться в ее соседстве, положительно выбивается из сил.

Но до сих пор заложены только одни основы здания. Чтобы закончить его, нашему архитектору придется еще много и много поработать. Его рвение тем не менее не ослабевает ни на минуту. Он продолжает собирать и сносить материал, и вскоре бока ямки, дно которой было устлано, начинают мало-помалу складываться из крепко сплоченных и скрученных травинок. Колюшка с прежним старанием склеивает их выделяющейся из ее тела слизью и затем пролезает между вновь образовавшимися стенками, чтобы оставить углубление достаточно обширное для помещения и беспрепятственного прохода самки.

Наконец, дело доходит до свода, до крыши: сносятся новые материалы для образования потолка, накладываются на построенные уже стенки и закрепляются своими концами. Рыбка продолжает свою работу тем же способом: она укрепляет и загибает травинки мордочкой, сглаживает стенки здания, пропитывает их слизью с помощью многократного трения о них своим телом. При этом углубление, внутренность гнезда, составляет предмет ее особенных забот; она возвращается в него неоднократно до тех пор, пока стенки отверстия не сделаются совершенно гладкими.

Построенное таким образом гнездо имеет или одно только отверстие, или же, что случается большей частью, оно открыто с двух сторон; в последнем случае отверстие, противоположное тому, через которое рыба входит, остается постоянно очень маленьким. Особенно рыбка старается над первым — ни одна былинка не выдается над другой, край густо покрыт слизью и сглажен с самой тщательной предусмотрительностью, чтобы вход в него отнюдь не представлял никаких затруднений.

«Не поразительно ли, не чудесно ли,— восклицает Бланшар,— подобное зрелище! Рыбка маленькая, слабенькая и производит такую трудную, долгую, сложную работу, выказывает столь невероятную предусмотрительность относительно непредвиденных случайностей и такое мужество в борьбе с гораздо сильнейшим себя врагом!»

Наконец гнездо окончено. В эту минуту рыбка является во всей красе своего брачного одеяния: цвета ее принимают поразительную яркость и спина ее отливает самыми прелестными оттенками. Расцвеченный таким образом самчик устремляется к толпе самок и начинает ухаживать за той, которая кажется ему более всего готовой к кладке икринок. Он кружится вокруг нее, ласкается и как бы зовет ее следовать за собой. Самка, со своей стороны, кокетничает с ним и на ласки отвечает ласками. Тогда самчик, уверенный, что она готова следовать за ним, устремляется к гнезду и расширяет в него вход.

Самочка, которая плывет непосредственно вслед за ним, немедленно влезает внутрь гнезда и исчезает в нем, исключая кончик хвоста, который торчит снаружи. Здесь остается она минуты две или три, выражая порывистыми движениями, что она делает усилия, чтобы выметать икру, а затем, положив икру, вырывается стремглав наружу в отверстие, противоположное тому, через которое вошла, или пробивает его сама, если оно в действительности еще не существовало. Все это требует с ее стороны таких усилий, что она выходит оттуда бледной, обесцвеченной и, по-видимому, крайне уставшей.

Между тем самчик, в то время как она сидит в гнезде, находится в страшном волнении, в таком волнении, как никогда: плавает быстро взад и вперед, дрожит всем телом, то и дело подплывает к самочке и дотрагивается до нее мордочкой, и едва она успеет удалиться, как тотчас же устремляется в гнездо и поливает икру молоками.

Но гнездо — этот предмет стольких трудов и забот — предназначается не для одной самки. Оно должно служить складом икринок, может быть, для целого их десятка. Вот почему самчик в скором времени отправляется на поиски за другой, третьей и т.д., начинает с ними заигрывать так же, как и с первой, и продолжает эти ухаживания несколько дней подряд; причем бывают даже случаи, что одна и та же самка возвращается в гнездо несколько раз. Таким образом, в маленьком гнездышке скапливается масса икринок, расположенных, по числу кладок, кучками, показывающими также косвенным образом и на то, что количество самок у колюшек гораздо значительнее числа самцов.

Наконец гнездо наполнено икрой, кладки самочек окончены, но бедняге самцу предстоит еще много трудов. Первым делом ему приходится закрыть отверстие, служившее входом и выходом самок, а затем стать бдительным стражем у колыбельки своего потомства и, удаляясь от нее лишь на небольшие расстояния, ревниво оберегать от всяких видимых и невидимых врагов.

Не позволяя никому приближаться к своему гнезду, он то и дело гоняет и преследует с яростью всех насекомых и всех рыб, привлекаемых этими складами икры, до которой вообще все водные обитатели так лакомы; а если враг слишком многочислен или слишком силен, то старается отвлечь его внимание хитростью — удаляясь от гнезда и как бы обращаясь в бегство. Однако и эта хитрость не всегда удается, и тогда бедняга или сам гибнет жертвой своего мужества и своей отеческой любви, или же яички его пожираются, гнездо разрушается, а ему приходится всю работу начать снова, к чему он, впрочем, не замедляет приступить с не меньшей, чем прежде, энергией, если только, конечно, время года не слишком уже позднее.

Эта охрана гнезда продолжается 10—12 дней, до тех пор, пока его окончательно не покинет выклюнувшаяся молодь. В продолжение этих дней самчик то и дело подплывает к гнезду и, приближая мордочку к отверстию гнезда, как бы осведомляется, все ли в порядке, и, приводя плавники в сильное движение, производит искусственное волнение воды, чтобы воспрепятствовать засорению икринок и развитию на них плесени. Но вот наступает минута выхода мальков из икры, и тучи прозрачных, как стекло, малюток-колюшек всплывают одна за другой на поверхность, неся каждая свой крупный желточный пузырь — мешочек с кормом, которым снабдила на первые дни жизни каждую из них заботливая мать-природа. Сознавая слабость новорожденных малюток, заботливый отец следит за всеми их движениями и не спускает с них глаз, как наседка со своих цыплят, старательно загоняет их в гнездо, лишь только они немного от него удалятся, и ухаживает за ними с таким рвением до тех пор, пока рыбки не в состоянии будут сами заботиться о своем существовании и не сделаются настолько быстрыми, чтобы избегать преследования хищников.

Время нереста у трехиглой колюшки длится от конца апреля до начала июля, но оживленней всего происходит в мае месяце. Впрочем, много также зависит и от температуры. Если погода теплая, то эпоха нереста наступает раньше, если холодная, то позднее, и, по словам Кювье, нередко можно встретить самочек, наполненных икрой, даже в конце августа.

Число икринок, выметываемых каждой самочкой, равняется 100—120. При последнем числе самочка бывает очень полная и кажется надутой, как шар. Икра колюшки очень крупная и замечательно прозрачная. Крайне интересно наблюдать в этих икринках развитие зародыша рыбки, а также развитие рыбьей плесени, так называемой сапролегнии, болезни, поражающей большинство наших пресноводных рыб. Наблюдения эти лучше всего производить с помощью небольшого микроскопа, положив икринки в воде под объектив.

Прежде всего мы видим, как в икринке, свернувшись клубочком, растет зародыш колюшки, как бьется у него сердечко и как переливается по жилам кровь; потом икринка начинает как будто портиться: из совсем прозрачной, какой она была прежде, становится мутной. Посмотрим на нее в эту минуту попристальнее в микроскоп — и что же? Мы различаем на икринке множество мельчайших беловатых крапинок и местами даже комки беловатых ниточек. Назавтра эти нити сольются и покроют икринку как сеточкой. Икринка сделается легче, оболочка ее слабее и будет лопаться от малейшего к ней прикосновения, от самого незначительного давления. Нити эти — болезнь икринки, рыбья плесень, болезнь смертельная. Сняв часть их, мы увидим, что бедный зародыш колюшки уже очень болен: сердце у него бьется реже прежнего, а некоторые части его или вовсе не выросли с того времени, как мы его смотрели, или выросли, да неправильно.

Между тем рыбья плесень принимает все более и. более угрожающие размеры; на конце каждой нити образуется по особой клеточке, наполненной множеством крупинок, из которых каждая покрыта особой оболочкой. Зародышки эти останутся в клеточке недолго. Не проходит, может, и часа, как они прорывают оболочку и выплывают, как живые, наружу, бегают по воде взад и вперед, обгоняют друг друга, толпятся, подплывают к краю капельки и, почувствовав недостаток воды, опять устремляются назад. Потом резвая толпа эта как бы устает, движения ее становятся тише и тише, и она вдруг совсем замирает. Усики (два) — органы, с помощью которых наши зародыши так быстро двигались, спадают, сами зародыши вытягиваются, примыкают к больной икринке и пускают в нее свои корни. Корни эти прорывают оболочку, врастают в нежное тельце колюшки... Теперь настал ее последний час, стукнула последняя минута. Бедная колюшка в икринке съеживается, кровь стынет в ее жилах, сердце начинает биться все медленнее и медленнее и, наконец, совсем затихает. Все кончено — плесень убила рыбку.

В природе колюшка вьет гнездо из соломинок, нитчатки, водяного мха и других способных сплетаться растений. Гнезда эти большей частью сидят глубоко в иле и лишь, изредка на ровной поверхности дна, так что имеют, если посмотреть на них сверху, неясное очертание каких-то горок, от 8 до 10 сантиметров величиной. Рассматривать гнезда эти и наслаждаться зрелищем их построения в природе любителю почти невозможно; но наблюдения эти можно производить очень удобно в аквариуме, тем более что рыбка эта совсем не застенчива и начинает вить гнезда, лишь бы ей дали место. Скорее всего, она, однако же, приступает к их постройке тогда, когда аквариум просторный, дно песчаное, засаженное травками, и корм обильный. Если в аквариуме много водяных растений (настоящих водяных, каковы, напр., кувшинки, валлиснерия, элодея и т.п.), то вода остается постоянно чиста и нет никакой надобности ее менять; но в противном случае воду, где живут колюшки, надо менять как можно чаще, сделать ее, так сказать, проточной, ибо иначе она начнет быстро загнивать, а сами колюшки покроются вышеописанным беловатым грибком-сапролегнией и погибнут. Еще лучше, впрочем, если в аквариуме поместить аппарат, снабжающий воздухом. В таком аквариуме, помещенном на солнечном месте, колюшки нерестятся очень скоро и дают обильный приплод. Кроме того, они скоро строят гнезда и мечут икру еще и в том случае, если взяты как раз перед нерестом из реки, а не проводили зиму в аквариуме. По крайней мере, сколько раз мне ни приходилось выписывать колюшек весной, они почти всегда сейчас же начинали нереститься, между тем как жившие в аквариуме нерестились, наоборот, лишь в редких случаях. Выписывать колюшек надо пораньше, не позднее конца марта, иначе может случиться, что вы получите рыбок уже выметавших икру, что, впрочем, нетрудно заметить сейчас же как по отсутствию яркой окраски у самцов, так и по отсутствию толстоты живота у самок.

Разведение колюшек в аквариуме не представляет никакого труда, и, можно сказать, нет любителя, у которого бы они были и не разводились. Что касается до раскармливания их молоди, то с ней надо поступать так же, как с макроподами, т.е. насколько возможно больше кормить циклопами, дафниями и др. Чем больше давать им корма, тем они быстрее будут расти и через год достигнут роста своих родителей. Впрочем, в случае необходимости они могут кормиться первое время и зеленью, покрывающей стекла аквариума, и только когда сделаются покрупнее, то следует давать им нарезанного мотыля. Поступая таким образом, я вырастил более 40 штук. Но заращивал аквариум, конечно, как можно гуще, так чтобы водоросли покрывали не только стекла, но и растения. Аквариумы с взрослыми колюшками следует держать лишь на хорошо освещенном месте.

В дополнение всего сказанного прибавлю, что в аквариуме колюшки живут хорошо, но недолго. У меня они никогда не проживали более 2 зим и обыкновенно погибали почти всегда тотчас же после кладки икры. Те же, которые и проживали этот срок, во второй раз уже никогда не метали икру и в конце концов покрывались грибком и умирали. Переживали кладку больше самцы. Вообще предположение Кювье о том, что рыбки эти живут всего 3 года, по-видимому, верно.

Затем, их надо держать лучше в отдельном аквариуме, так как, будучи от природы чрезвычайно драчливы, они обижают других рыбок, нанося им часто своими шипами даже опасные раны — а главное, для того, чтобы и эти рыбы, в свою очередь, не мешали им строить гнезда. Единственно, с кем они могут жить в мире,— это гольяны. Почему?— неизвестно, но в новом Парижском аквариуме в Трокадеро гольяны, посаженные вместе с колюшками, жили несколько лет и уживались с ними отлично. Кроме того, такое же мирное сожительство я наблюдал сам в бытность мою в Берлинском аквариуме.

Наконец, замечу еще, что по окончании помета икры самок надо тотчас же удалять, иначе они немилосердно будут загнаны и забиты самцом. Окончание помета узнается по тому, что самки из толстых, серебристых становятся похудее и с черными поперечными полосами.

Интересные опыты произведены еще над обонянием колюшек.

Обоняние, как известно, у разных рыб развито различно, и притом, большей частью обратно силе их зрения: отлично — у плохо видящих и слабо — у дальнозорких.

Если бросить незаметно в аквариум, где находится колюшка, несколько крошек рыбьего корма, то она вдруг останавливается и начинает принюхиваться, о чем можно судить по частому поднятию головы. Потом принимается суетиться, бросается из одного места в другое, поднимается к поверхности, опускается вниз. Несомненно, не видя крошек, она чувствует их и ищет. Такие поиски длятся довольно долго. В конце концов колюшка находит-таки корм, жадно схватывает первую крошку, но сначала, как бы не удостоверившись еще в том, то ли это, что она ищет, выплевывает и проглатывает ее лишь при вторичном схватывании.

Но самые любопытные опыты произведены г. Эриксоном над хитростью и сообразительностью этой рыбки.

Чтобы проверить, насколько она сообразительна, г. Эриксон сделал из двух длинных, изогнутых в виде зигзагов полосок белого картона заграждения и поместил их в небольшой аквариум. Получился узкий, извилистый коридор.

Пущенная сюда колюшка сначала пришла в недоумение, как ей проплыть через такой лабиринт? Но потом, сообразив, попробовала проплыть до первого колена, а когда это ей удалось, то постепенно, то подвигаясь вперед, то возвращаясь назад, прошла и все повороты до конца. С этой минуты она была уже как дома, входила в коридор без малейшей боязни и каждый раз проплывала его до конца.

Тогда он перегородил аквариумчик полосой белого картона с рядом вырезанных круглых отверстий на одной высоте и на одном расстоянии, но различных размеров.

Колюшка сейчас же приступила к исследованию дыр, просовывая голову и пытаясь пролезть. Вскоре соответствующие ее величине отверстия были пройдены. Но этого было для нее мало. Ее, по-видимому, интересовали еще и другие. И вот она переходила с одной стороны на другую, засовывая голову в более мелкие и пытаясь, нельзя ли и здесь как-нибудь пролезть. Часа через два, однако, она ознакомилась с ними вполне. Проходила безошибочно в те, которые были ей по росту, и проплывала мимо остальных.

Чтобы удостоверится, насколько она сознательно это делает, г. Эриксон заклеил одно из тех отверстий, через которые она свободно проплывала. «Надо было видеть удивление,— говорит он,— когда, подплыв к знакомому отверстию, она вынуждена была отступить. Неоднократно она удивленно искала прохода, останавливаясь на знакомом месте и поводя глазами. Потом стала уже проплывать мимо без остановок, а для перехода с одной стороны аквариума на другую пользоваться лишь оставшейся пригодной для этого дырой».

Тогда г. Эриксон в оставшееся свободным отверстие засунул стеклянную пробирку. Рыбка, ничего не подозревая, быстро вплыла в дыру, но, очутившись в пробирке, с волнением попятилась обратно и не без труда выбралась вон. Так повторялось раз десять: ей, очевидно, хотелось пробраться на другую сторону, а другого пути не было. После ряда неудач она перестала входить так опрометчиво и, засунув голову, тотчас же вытаскивала ее обратно, а через несколько часов останавливалась уже только перед отверстием, заклеенным бумагой, видимо обдумывая: попробовать пройти или нет? Это происходило так правильно, что не только узнавание места, но и понимание опасности казалось вне сомнения. Интересно, что когда была снята наклейка на этом отверстии, то колюшка все-таки боялась войти в него, предполагая, по всей вероятности, еще какую-нибудь тут ловушку...

Под Москвой колюшки не встречаются, но зато под Петроградом, в Неве и Невках их такое множество, что их ловят просто на кусочки хлеба, навязанные на нитку. Достать их, однако, и в Петрограде в продаже трудно, так как там ловить их никто не хочет. А потому в Москве получить их можно оттуда лишь в том случае, если у кого есть знакомый, который бы заказал рыбакам их наловить. За ведро этих рыбок рыбакам платят от одного до двух рублей. Переслать рыбок надо, конечно, с пассажирским поездом. Такое путешествие они переносят легко, и мне привезли раз в большом жестяном молочном кувшине более двухсот штук колюшек, из которых за все время пути погибло не более 30 штук. Сосуд, в котором их везут, не надо доливать водой доверху.

Достать в Москве интересных строителей этих можно бывает большей частью только весной.

Полученных рыбок надо тщательно осматривать и покрытых грибком немедленно отсаживать от других, так как иначе все заразятся и погибнут. Часто грибок становится виден лишь через несколько дней после привоза, а потому надо постоянно тщательно следить за этим. У меня был прискорбный случай, что погиб от вновь привезенных целый выводок своих, выведенных и выращенных в аквариуме. Кроме грибка у колюшек бывает часто еще другая болезнь, заключающаяся в необычайном вздутии живота (рис. 7.102), который раздувается настолько, что он лопается и рыбка умирает. Болезнь эта зависит от глиста Schistocephalus solidus Crepl., изображение которого помещено на том же рисунке. Таких глистов, достигающих до 11/2 вершка длины, попадается в рыбке в некоторых изобилующих ими местностях иногда до 5 штук и более.

Hosted by uCoz