Вернуться на главную страницу

Оглавление

Предыдущая

Следующая

Рис. 7.33. Херос (самка).

системы пожарной безопасности в Москве | Комиссионные магазины скупка, скупка не рабочих часов. | R1304RPSSFBN из каталога Бриго.

Рис. 7.31. Тамбала.

Рис. 7.32. Змееголовка. Фот. с нат. Г. Нетера.

Тамбала.— Betta pugnax Cantor. (рис. 7.31)

Необычайно крупный вид бойцовой рыбки, о которой мы писали уже во 2-м томе.

На родине своей острове Суматра и Малайском полуострове (Сингапур) она носит название тамбала и икан-бала — мускатной рыбки, так как, подкарауливая свою добычу, держится, как бы висит, у самой поверхности воды и потому в затененных местах имеет вид плавающего в воде мускатного ореха. Любит стоячие поды, поросшие густой растительностью и затененные прибрежными кустами.

Не отличаясь такой красотой, как маленькая ее родственница В. splendens, замечательна она своей, может быть единственной во всем сем. лабиринтовых (Anabantidae), особенностью выводить молодь, как и Paratilapia, во рту. Только тут выводит ее не одна мать, а мать и отец попеременно.

Икрометание происходит при сравнительно невысокой температуре в +17—+18° по Р. Самочка выметывает икру по 8—10 штук в широкий заднепроходный плавник самца, потом схватывает их в рот и начинает то выплевывать, то забирать обратно. Самец при этом старается поймать выбрасываемые таким образом икринки, но первое время это ему не совсем удается, и самка носит их старательно в образовавшемся у нее на горле зобу. Потом, однако, зоб этот у нес исчезает и тогда получает их, в свою очередь, самец, у которого, наоборот, за это время он образовался.

Держа икринки во рту, как тот, так и другая постоянно их как бы пережевывают, по временам то выбрасывая наружу, то забирая обратно, причем не обладающий ими смотрит на обладающего с невыразимой завистью.

Через сколько времени выходят из них мальки еще точно не определено, но, по-видимому, очень скоро; во всяком случае, гораздо скорее, чем у Paratilapia.

Дальнейший уход за мальками, однако, уже не такой, как у этой последней: о вышедших из икры мальках родители не заботятся, а предоставляют их на волю судьбы. Они расплываются по всему аквариуму и ищут убежища в растениях, где находят и подходящий для себя корм.

Впрочем, икрометание этих рыб произошло (хотя и два раза) пока только еще у одного любителя, так что возможно, что у других оно и окажется несколько иным.

Нерест произошел осенью — в августе. Хотя мальки и сами находят некоторую пищу в растениях, но тем не менее их следует усиленно раскармливать сначала инфузориями, а потом и мелким циклопом.

Змееголовка.— Ophiocephalus punctatus Bl. (рис. 7.32)

Среди экзотических рыб, ввезенных в Европу, немалое внимание обращает на себя рыба, носящая название змееголовки. Название это она получила от покрытой чешуйками, как и у змеи, головы, которая, сверх того, может совершенно свободно двигаться во все стороны.

Родина этой рыбы — Китай, остров Цейлон, Филиппинские острова, остров Целебес, и особенно Ост-Индия, где встречается около 30 разных ее видов. Она живет большей частью в прудах, канавах и болотах, хотя попадается и в реках. Рыбка эта принадлежит к Ophiocephalidae, семейству, близкому к лабиринтовым рыбам, и отличается так же, как и большинство этих последних, способностью жить во всякой воде и некоторое время даже вне воды; но значительно разнится от липа лабиринтовых по вальковатой форме своих плавников, из которых хвостовой напоминает несколько японский круглый веер, а спинной и брюшной тянутся, подобно тому как у сомов, ровной полосой почти вдоль всего тела.

Описывать подробно ее наружную форму я не стану, это ясно видно из рисунка; скажу только, что цвет тела ее молочно-кофейный с черными, составленными из крупных точек и неправильно разбросанными на спине, боках и животе пятнами; плавники совершенно прозрачные, с легкими темными пятнами и полосами; особенно же оригинальна необычайно подвижная голова с черными, очень крупными, чрезвычайно живыми глазами и большой широко раскрывающейся пастью. Рост ее от нескольких вершков до фута и более.

Кроме своей способности жить вне воды, змееголовка отличается еще замечательной живучестью, такой живучестью, что, будучи совершенно выпотрошена и вычищена, она продолжает двигаться в продолжение еще долгого времени, и даже если разрезать ее на куски, то и эти куски также продолжают двигаться по целым часам.

Что касается до способности этой рыбы жить вне воды, то особенно сильно она проявляется у нее во время засухи, когда все водоемы стоячей воды, а иногда даже и реки совершенно испаряются и дно их превращается в твердую каменистую кору. Находясь в несовершенно высохшем иле, рыбы эти обыкновенно высовывают по временам оттуда голову, чтобы вдохнуть в себя атмосферный воздух, но когда ил начинает твердеть, то зарываются совсем в него и погружаются как бы в спячку. Туземцы, которым известен этот способ зарывания змееголовок с наступлением времени засухи, отправляются на места прудов, разламывают затвердевший ил и вытаскивают оттуда рыб. Если при этом ил успел уже совершенно затвердеть, то змееголовок находят погруженными в спячку и свившимися наподобие змей по нескольку штук вместе, а если ил находится еще в полужидком состоянии или если дороются до места, где еще есть вода, то рыбы находятся во вполне бодрствующем состоянии и тогда, будучи вынуты, стараются ускользнуть, двигаясь и извиваясь по земле, как змеи.

Но и вне времени засухи рыбы эти, по словам жителей Бутана, нередко вылезают из воды и проползают, подобно анабасам, извиваясь всем телом, довольно большие пространства. Переселения эти они совершают обыкновенно из одного водоема в другой, когда или вода в месте их жительства пересыхает, или же становится слишком чистой, чего они очень не любят. В это время туземцы ловят их ползающими среди травы где-нибудь в поле.

Наконец, их находят еще вне времени засухи или зарывшимися в землю, или в глубине подземных пещер. Эти места находятся обыкновенно невдалеке от водовместилищ на берегах прудов или рек — словом, в таких местах, которые обыкновенно в период дождей бывают затоплены водой. В то же время они попадаются иногда так далеко от водных вместилищ, что у туземцев сложилось даже такое же, как и про ползунов, поверье, будто рыбы эти падают на землю с облаков вместе с дождем.

Что же касается до жизни их в природе, то здесь они живут большей частью попарно и мечут икру или в гуще растений, или между камней в береговых вырытых крабами норах, из которых хозяева, конечно, уже удалились. Кроме того, некоторые из видов строят себе гнезда из растений, которые надергивают ртом и затем приглаживают и придавливают хвостом. По выходе из икры молоди родители старательно оберегают своих детенышей и ухаживают за ними до тех пор, пока они не становятся в состоянии быстро плавать, а тогда сами начинают их гнать, и если они не удаляются, то непослушных пожирают.

Первые змееголовки появились в Европе, в Берлине у д-ра Шада. Они были привезены ему из Индии в количестве 23 штук весной 1894 года. Все они были помещены в небольшой трехведерный аквариум, посреди которого была устроена деревянная скала, снабженная круглыми отверстиями величиной в 1 дюйм. Змееголовки очень любили эти норки и сидели в них как ласточки. Они чрезвычайно были живы, следили с любопытством за малейшим движением находившихся перед аквариумом лиц и были несколько дики только вначале; но вскоре так освоились и стали настолько ручными, что выплывали из своих норок, когда видели пищу, и брали ее прямо из рук того лица, которое постоянно за ними ходило.

Относительно температуры воды они не особенно прихотливы и могут, как говорят, выносить легко до 8° по Р., но предпочитают температуру в +16° по Р. и при такой температуре чувствуют себя вполне хорошо.

Свою живучесть и выносливость рыбки проявляли уже не раз и у г. Шада. Так. одна рыбка, выскочив из аквариума в 6 часов, пролежала на земле почти до 9 часов, т.е. три часа, и, будучи посажена обратно в аквариум, поплыла как ни в чем не бывало. Другая в продолжение 4-часовой поездки пролежала обернутая только в мокрое полотенце, и ей также ничего не сделалось; наконец, третья, выскочив на бывшей в Берлине выставке аквариумов среди ночи из воды, пролежала на полу до самого утра и совсем уже засохла, но тем не менее продолжала двигаться и, будучи положена в воду, сейчас же заплавала.

Теперь змееголовки уже не составляют редкости и имеются у очень многих московских любителей. Они отличаются чрезвычайно беспокойным характером и постоянно роют и копают дно, так что в том аквариуме, где они помещаются, не могут расти положительно никакие растения. Особенно же они почему-то любят ложиться рядом таким образом, чтобы голова одной приходилась к хвосту другой, и тогда принимаются ерзать, тереться друг о друга, поднимая при этом страшную муть и выкапывая такие глубокие ямы, что помещаются в них, как в рвах. Единственное растение, которое может ужиться в их аквариуме, это водяной мох, в который они охотно забиваются.

Рыбки эти очень привыкают к своему помещению и при перемене начинают биться и подпрыгивать, причем подпрыгивают нередко так высоко, что ударяются с силой о покрывающие аквариум стекла. отстоящие от водной поверхности иногда на несколько вершков. Выскочив из аквариума, они ползают по полу, как вьюны, и могут оставаться довольно долгое время без вреда на воздухе.

С целью убедиться, насколько они в этом отношении выносливы, один любитель произвел следующий опыт. Он взял и вылил воду из аквариума, где помещались змееголовки, почти до дна, так что рыбы очутились лишь на мокром песке; тогда, чувствуя себя без воды, они начали мало-помалу зарываться в песок и наконец зарылись настолько, что из песка выглядывали одни лишь их головы. В таком положении они пробыли от 7 до 8 часов и, как только аквариум стал наполняться водой, сейчас же выбрались из песка и начали как ни в чем не бывало плавать.

Лучшим кормом их служат земляные черви, которых они проглатывают целиком. Завидев червя еще издали, они сначала потихоньку подкрадываются, затем стремглав бросаются на него и, захватив посередине, сразу проглатывают. Пасть их такая громадная, что добыча исчезает в ней моментально. Рыбу они также едят, особенно же небольших карасиков, но далеко не так охотно, как червей; в случае крайности могут питаться и мотылем, но тогда требуют его в громадном количестве. Проще же всего их кормить мясом.

Чистой воды в аквариуме не любят и стараются всячески ее замутить; если же это не удается, то пытаются из аквариума убежать или как-нибудь укрыться среди песка и растений. Вообще, по-видимому, эти рыбки не особенно любят свет, так что, как мне кажется, одним из условий рациональной обстановки их аквариума должно быть устройство какого-нибудь грота или помещения в него глиняной трубки, куда бы они могли укрываться.

Икрометание змееголовки в аквариуме представляет довольно редкий случай и было наблюдаемо только московским любителем В. М. Десницким.

Первый помет икры произошел 18 июня при температуре воды в +22° по Р. Перед нерестом самец и самка раскрасились очень красиво: плавники их сделались бархатистого темно-зеленого цвета с белой каймой (у самца пошире, а у самки поуже), а тело покрылось большими темными пятнами и маленькими черными точками, которые у самки образовывали поперечные полосы, придававшие ей тигровый вид, а у самца расположились в два правильных ряда по спине и более мелких по бокам. Перед икрометанием самец преследовал самку, бил ее так сильно, что растрепал даже все плавники и хвост, и неоднократно обвивался вокруг нее клубком. Икрометание произошло без всякого построения гнезда прямо на поверхности воды, причем икра плавала и была выметана не в один раз, а в несколько приемов. Форма ее была не круглая, а немного продолговатая, а по цвету нижняя часть икринки темная, а верхняя совершенно прозрачная.

По окончании икрометания самец становился посреди икринок и приводил их в крайне оригинальное движение сверху вниз и снизу вверх, так что вся икра имела вид как бы живой, самодвижущейся или пляшущей. Странное это движение он производил, согнувшись таким образом, что верхняя часть его головы и верхнего плавника образовывали из себя как бы верхнюю часть крючка, а остальное туловище и хвост — нижнюю. И вот, согнувшись так, он плавал по поверхности то окунаясь, то вылезая согнутой частью тела из воды и как бы подпрыгивая или танцуя, а за ним подпрыгивала также и икра.

На третий день, т.е. 20 июня, к вечеру из икры начали вылупляться мальки, а 21-го они уже весело плавали по аквариуму. Выклюнувшиеся рыбки имели вид прозрачных головастиков. Самец тщательно охранял их и зорко следил за всеми их движениями. Но на четвертый день они все вдруг куда-то исчезли. Д., думая, не съел ли их самец, поспешил его удалить, но к вечеру они все опять откуда-то появились и уже с заметно втянувшимся желточным пузырем. Тогда Д. пустил им в аквариум самых мелких, почти микроскопических циклопов; мальки начали сейчас же гоняться за ними и кушать. Кормимые таким образом, они росли очень быстро и к осени достигли уже довольно крупных размеров. На следующий год у Д. последовал второй помет змееголовок и опять при тех же обстоятельствах.

Маленькие змееголовки замечательно красивы, живы и резвы. С любопытством следят за малейшим движением в аквариуме и с жадностью бросаются на каждый брошенный им кусочек мотыля.

Ophiocephalus striatus Block. Кроме сейчас описанного вида змееголовки, в аквариумах встречается еще другой вид — полосатая змееголовка, родиной которой считается Китай, Ост-Индия и Ост-Индские острова. Тело ее значительно удлиненное, грудные плавники закругленные и морда тупее. Что касается до окраски, то спина коричневато-зеленая и такого же цвета, только несколько темнее, поперечные, ломаные под углом в 45° полосы, которых нижняя половина (излом) переходит на беловатый живот и продолжается на заднепроходном плавнике, тогда как верхняя половина продолжается на спинном. Глаза красные, почти малиновые, с ярко-оранжевой радужиной.

Ophiocephalus maculatus Cuv.— Пятнистая змееголовка. Вид этот встречается пока только единичными экземплярами (и главным образом только за границей). Телом походит очень на полосатую форму, но отличается легко окраской, которая представляет собой по оливковому фону два ряда идущих по бокам, неправильных круглых или зазубренных крупных коричневых пятен, из которых большинство снабжено серебристо-серой каймой. Такими же пятнами, но только более мелкими, покрыт и весь затылок рыбки.

Шара, херос.— Heros autochton Gnth.

Бразильская рыба шара принадлежит к семейству хромид (Chromides), представительница которого Chromis pater familias, живущая в Тивериадском озере в Галилее, известна нежной заботой о своем потомстве. Водится в пресных водах Бразилии, а также в Центральной Америке, где насчитывают до 50 разных видов Heros и где почти каждая река и озеро имеют какой-нибудь свойственный только им вид; достигает не более 7 вершков.

Тело ее продолговатое, сильно сжатое, покрыто довольно крупной ктеноидной чешуей (т.е. чешуйки которой на внутреннем краю снабжены зубчиками). Спинной плавник с многочисленными твердыми лучами, а брюшной с 8; хвост короткий, легко закругленный. Глаза очень крупные, рот, сильно выдающийся вперед, снабжен рядом кеглеобразных зубов.

Цвет тела пепельно-серый с широкими черными полосами, которые ко времени нереста принимают густой иссиня-черный оттенок и становятся как бы бархатистыми; такую же бархатистость принимает и серый цвет тела, так что рыба в это время становится замечательно красивой. Спинной плавник, обыкновенно желтовато-рыжеватый, ко времени нереста принимает красновато-оранжевый оттенок. Самка крупнее (почти вдвое) и красивее самца.

Крайне интересная эта рыба была получена в 1889 году из Бразилии парижским торговцем экзотических рыб Жёне в количестве 20 штук, из которых, однако, осталось в живых вскоре лишь 8 штук. В бытность свою в Париже московский любитель А. С. Мещерский увидел этих рыб и приобрел себе 2 штуки за 200 франков. Привезя их благополучно в Москву, он посадил в большой четырехугольный аквариум. Аквариум был густо засажен растениями, а посредине его помещался грот; температура воды в нем была около +14° по Р.

Рыбы были крайне дики, все прятались в грот и выходили оттуда лишь ночью. При этом большая (которая оказалась впоследствии самкой) с таким ожесточением гонялась за маленькой (самцом), так щипала и забивала ее, что М. приходил в отчаяние, полагая, что обе рыбы были однополые, и не раз хотел их уже рассадить.

Преследования эти становились тем сильнее, чем выше становилась температура воды и чем ближе шло дело к лету. Это ясно показывало, что они имели некоторую связь с нерестом, но нереста, однако, никакого в это лето не последовало.

Так прошла и следующая зима, во время которой, однако, преследования большой (самки) ослабели и маленькая, значительно подросшая, начала как будто брать верх. Настал май месяц; обе рыбки расцветились, особенно красива стала большая, и вдруг роли переменились: не большая уже била и гоняла маленькую, а маленькая (самец) стала гонять большую и заставляла держаться ее постоянно в зелени, между тем как сама начала собирать в кучку наиболее крупные песчинки и особенно камешки.

Песчинки и маленькие камешки самец носил во рту, а более крупные камешки сдвигал носом. При этом он не просто двигал их, а как бы рассматривал их со всех сторон и старался перевернуть так, чтобы каждый камешек приходился наиболее ровной поверхностью наверх. Заметив столь усердные старания самчика, А. Клименков, у которого в то время находились рыбки А. Мещерского, положил в аквариум большой плоский камень. Радость самчика при виде этого камня была неописуемая. Он весь трясся, быстро плавал вокруг него, чистил его, ерзая по нем плавниками, сгонял с него малейшую соринку и. когда наконец привел все в порядок, отправился в растительную гущу за самкой и стал ее оттуда гнать на камень. В этот день, однако, нереста не произошло, но на другое утро (17 мая) на камне и вокруг него на песке было уже выметано множество очень крупной икры. Цвет ее был беловатый, а величина доходила до сагового зерна. Самец старательно собирал ее и укладывал икринку возле икринки по плоской поверхности камня, так что через некоторое время весь камень сплошь был унизан ими как бисером или жемчугом и имел крайне оригинальный вид какой-то вышитой бисером подушки или пчелиного сота, в котором место ячеек занимали икринки.

Самка по окончании икрометания тотчас же удалилась опять в растения, но самец продолжал по временам оплодотворять икринки, казавшиеся ему почему-либо неоплодотворенными, причем, однако, не производил это в каком-либо порядке, а просто как ни попало. Мальки вывелись 21 мая, т.е. на пятый день, но и до вывода самец не покидал икры ни на минуту, следил тщательно за икринками и, как только какая-либо начинала портиться, сейчас же удалял ее. Когда же начали выводиться мальки, то самец стал настороже у камня, и надо было видеть ту тревогу, то волнение, с которым он подхватывал каждого выводившегося малька, брал его в рот и уносил далеко под один плававший близ водной поверхности порченый лист лимнохариса и подвешивал его здесь как бы на какой-то паутинке, так что все мальки могли двигать только одними хвостиками; если же кто-нибудь из них, будучи недостаточно прикреплен, обрывал свою паутинку и падал вниз, то отец стремглав бросался за ним и опять сейчас же прикреплял к листу. Пока все мальки не вывелись, самец подвешивал их всех под один и тот же лист, который служил как бы общим гнездом, а затем уже стал переносить их на разные другие растения: плавающие листы валлиснерии, корни циперуса и т. п., причем, однако, выбирал почему-то всегда растения наиболее сгнившие и попорченные. Так улаживал самец за мальками с неделю (до 27 мая), и наблюдавшие любители ожидали с нетерпением, что произойдет далее, как вдруг все мальки исчезли. Что сделалось с ними — осталось неизвестным, но все клонилось к тому, что они были съедены самкой, которая не раз порывалась пробраться к гнезду и каждый раз была свирепо прогоняема самцом.

Второй помет икры произошел 19 июня на том же камне и при тех же обстоятельствах. Температура воды была, как и в первый раз, +16° по Р. Мальки вывелись 24 июня. Самку пробовали оставить опять и только удвоили за ней наблюдение. Однако и на этот раз мальки исчезли внезапно в один день и таким же непонятным образом.

Наконец, 2 августа произошел 3-й помет икры. Мальки вывелись 6 августа. На этот раз самка тотчас же была удалена из аквариума, но мальки опять погибли и притом даже скорее, чем в первые два раза. Спрашивается: кто же теперь их съел? Неужели же сам отец?.. Вполне утверждать это, конечно, трудно, но как иначе объяснить себе, почему все мальки исчезали каждый раз сразу, так что по исчезновении их нигде нельзя было найти уже ни одного. С другой же стороны, как объяснить ту ярость, с которой постоянно защищал свою молодь не только самец, но и самка, когда кто-либо приближался к их аквариуму; завидя кого-нибудь даже еще издали, они распушали свои перья и начинали яростно бросаться к стеклу и стукаться в него носом, а когда кто-либо подходил к аквариуму и держал руку над водой, то они выскакивали из воды на 3—4 дюйма и даже больно кусались.

К прискорбию, все эти интересные и многие другие вопросы, равно как и дальнейшее развитие мальков, так и остались до сих пор не расследованными, гак как осенью того же года одна из этих редких рыб (самка) погибла и остался только один самец. Достать же другую самку, несмотря на все старания и крупные суммы, предложенные за нее г. Мещерским, оказалось невозможно, тем более что оставшиеся у Жёне рыбы были проданы неизвестно кому, а нового транспорта он более не получал.

Херос, канхито.— Heros (Cichlasoma) facetus Jen. (рис. 7.33)

Херос принадлежит к тому же семейству, как и сейчас описанная шара. Водится в реках Ла-Плата, Уругуай и Паранья и их притоках. Отличается главным образом количеством лучей на плавниках и своей окраской, которая у него желтовато-серая с поперечными разветвляющимися черными с синеватым отливом полосами. Ко времени же нереста или в минуту возбуждения самец становится почти черно-бархатный с иссиня-голубым отливом, причем плавники принимают слегка красноватый опенок, а самка светло-желтый с ярко-черными поперечными полосами.

Вне времени нереста самца от самки отличают или по плавникам, или по глазам. У самки обыкновенно заострение спинного и заднепроходного плавников гораздо тупее и закругленнее, чем у самца, а глаза не так красны.

Херосы принадлежат к числу одних из самых интересных рыб по той заботливости, которую они выказывают к своей икре и к вышедшей из нее молоди. В этом отношении они превосходят даже значительно прославленных макроподов, так как здесь ухаживает за мальками не только отец, но и мать.

Для своего помещения херосы требуют большого, хорошо продуваемого воздухом аквариума с толстым слоем песка на дне, в котором очень любят рыться, делая в нем большие углубления и вытаскивая оттуда все попадающиеся в нем камни. Это вытаскивание камней они производят при помощи рта или лба, причем выказывают иногда удивительную силу, так как без труда сдвигают головой камни в фут и даже более весом. Растительность в аквариуме не любят и все сажаемые в нем растения вырывают беспощадно.

Лучшей температурой воды для них служит обыкновенно комнатная температура, т.е. +15—+16° по Р.

К человеку привыкают с трудом и так дики, что при приближении его (особенно вначале) и даже при одном звуке его шагов тотчас же прекращают свои занятия и быстро укрываются за камни или в вырытые ими ямы.

В большой компании рыбы эти живут хорошо, но как только их остается две или три, то начинается беспощадное преследование более слабою более сильным, которое, если не отсадить их вовремя друг от друга, кончается обыкновенно убийством более слабого. Вследствие этого подобрать пару, которая бы метала икру, страшно трудно и обладателя подобной пары можно считать счастливцем. Бывают даже случаи, и нередко, что сошедшиеся и выметавшие икру и выведшие даже несколько поколений рыбки вдруг почему-то разонравливаются друг другу. Начинается преследование, нападение и кончается тем же, что более сильный убивает более слабого. По этой же причине, хотя сами херосы и не представляют у нас уже большой редкости, но выводы их являются до сих пор очень редкими. Чтобы помочь как-нибудь этому горю, надо в аквариум, где живет парочка херосов, помещать по возможности больше крупных камней, за которыми преследуемый мог бы в случае преследования укрываться. И тогда нередко случается, что победитель, утомившись преследовать и нападать, смиряется и даже настолько сходится с преследуемой им подружкой, что у них получается помет икры и вывод деток. Такова неприятная, так сказать, сторона жизни херосов, но если ее отбросить, то рыбы эти являются одними из самых интересных по той отеческой заботливости, которую они выказывают как к своей икре, так и особенно к выведшейся из нее молоди.

Из всех писавших об этом интересном явлении наблюдателях особенно тонко и характерно подмечены все черты икрометания и ухаживания за молодью покойным московским любителем В. С. Мельниковым, у которого мы и позволяем себе заимствовать все нижеследующие подробности.

«15 мая, говорит г. Мельников,— обходя, по своему обыкновению, рано утром аквариумы, которые расставлены были в разных комнатах моей квартиры, я подошел к аквариуму с херосами и, бросая мотыль, невольно обратил внимание на один из лежащих в нем плоских камней, который был покрыт или, вернее сказать, облит чем-то беловатым; вглядевшись пристально, я, к великому восторгу своему, увидел, что это «что-то» не что иное, как икра.

До этого времени у меня в аквариумах производили икрометание многие виды рыб, но икра их была расположена как попало: на стеклах, на растениях, или просто разбросана по песку, или помещалась в особо устроенных гнездышках, как это делают некоторые лабиринтовые; словом, системы кладки икринок никакой почти ни у кого не было.

Кладкой же икринок херосов я был поражен. Камень, который они выбрали для этой цели, был плоский и имел около 31/2 кв. верш.; икринки на нем лежали ровно и расположены были правильными рядами; впечатление было такое, что как бы камень этот был покрыт маленькой бисерной скатертью, края которой в некоторых местах свешивались. По величине икринки были довольно крупные, крупнее икринок всем нам известных телескопов и вуалехвостов, но несколько меньше икринок сигов. По цвету икринки были желтовато-прозрачные.

Как видите, самый процесс икрометания мне не пришлось наблюдать, я увидел уже выметанную икру, но утвердительно могу сказать, что мои херосы процесс икрометания совершили в течение нескольких часов, так как созревание икринок, которое наблюдалось мной потом в течение 6 суток, происходило одновременно, т.е. не замечалось, чтобы одни икринки были созревшими более других. В течение этих 6 дней икра все время находилась на камне.

Рыбы по характеру своему резко изменились: вместо пугливых или диких они стали чрезвычайно смелыми, даже отчаянно смелыми; при приближении человека к аквариуму они уже не прятались в ямы и за камни, а, наоборот, делали как бы нападение или бросаясь на подходящего и ударяясь о стекло, или бросаясь кверху, имея, по-видимому, намерение укусить руку, подающую им корм, и это делалось так быстро и так неожиданно, что, сознаюсь, чувствовался невольный страх, и рука быстро отдергивалась от аквариума. Такое состояние рыбок заставило меня прикрыть аквариум стеклом, чтобы воспрепятствовать им выскочить из него. В более свирепом состоянии была самка, хотя и самец также время от времени подобными нападениями давал о себе знать.

Как я уже сказал, икра в течение 6 суток находилась на камне, и рыбки поочередно стояли у этого камня, работая всеми своими плавниками, стараясь, видимо, защитить икру от разных осадков и произвести ток воды. В продолжение этого времени икра постепенно темнела; в первые же дни появились, хотя в очень малом количестве, испорченные икринки; они резко выделялись своей белизной на ровном желтоватом фоне созревающей икры, но таковые немедленно удалялись из общей массы родителями.

Наблюдения становились чрезвычайно интересными. Всякий раз по возвращении домой я немедленно направлялся посмотреть моих херосов. Меня крайне поражала их удивительная смелость, которая все более и более возрастала, в защиту своего потомства. Рыбки совершенно как будто забыли о своей неволе. Казалось, что они не только были свирепыми, но и готовыми во всякое время пожертвовать собой в защиту своих детей.

По прошествии 6 суток, а именно утром 21 мая, когда я подошел к аквариуму, то был поражен необычайной суетой, которую заметил у херосов: они беспрерывно и поочередно плавали от камня с икрой в приготовленную заранее ими же яму-туннель и то скрывались в ней, то снова возвращались к икре; тут я заметил, что суета происходила от дружной переноски икринок, уже значительно потемневших, с камня в яму-туннель, причем икринки переносились ртом сразу по нескольку штук. Новое помещение для икринок я назвал «яма-туннель» потому, что оно действительно похоже было на маленький туннель, так как сверх двух камешков, залитых ребром в цементе, лежал довольно широкий и плоский третий камешек. Херосы, удалив песок, находящийся между залитыми в цементе камешками, сделали таким образом вид подземной галереи или туннеля. Работа перемещения икры с камня в яму продолжалось около 11/2 часов, а затем рыбки сами уплыли в ту же яму, и долгое время не было их видно.

Интерес мой все продолжал возрастать. С нетерпением я ждал появления мальков; ежедневно начал присматриваться к аквариуму, не увижу ли плавающих отдельных крошек-экземпляров; но дни за днями проходили, а удовлетворения моему желанию не получалось,— мальков не было. Рыбки мои то поочередно, то вместе находились в яме-туннеле и как бы присмирели, т.е. не бросались постоянно, как прежде, на приближающегося человека.

Наконец, на 13-й день после того, как перенесена была икра в яму, т.е. 2 июня, утром, когда я подошел к аквариуму, моим глазам представилась такая картина, что невозможно никогда позабыть ее: я увидел плывущую в воде маленькую серенькую тучку мальков, которые, двигаясь, представляли собой катящийся почти прозрачный комок; движение этой тучки можно было сравнить с той игривой тучкой мошек, которую приходится нам часто видеть в жаркие солнечные летние дни; мальки грудными и хвостовыми своими плавниками работали так часто, как мошки своими крыльями. Родители молоди были по бокам этой тучки и стали снова чрезвычайно свирепыми.

Считаю уместным здесь сказать, что глаза у херосов кроме того, что подвижны, но, при пристальном наблюдении, были до того выразительны, что, мне казалось, по ним можно было судить и узнавать грустное и радостное, доброе и злое состояние их духа.

Мальки, выпущенные из ямы, в течение всего дня плавали вместе, представляя все время вышеописанную тучку. Вечером того же дня, около 7 часов, когда я любовался на эту чудную картину, я вдруг заметил, что родители очень поспешно начали хватать своими ртами мальков и быстро скрываться в яму-туннель.

Вначале явление это сильно меня напугало, а затем я начал успокаиваться, не допуская мысли, чтобы родители, относившиеся до этого времени с такой самоотверженной любовью и удивительной заботой к своим детям, начали бы пожирать их. В течение какого-либо часа мальки все были переловлены и перенесены в яму, а их было более 500 штук,— и по переноске последних родители также скрылись в ту же яму. Каким образом родители удерживали мальков в яме не могу объяснить, но по переноске ни один малек не выплыл из ямы.

На другой день рано утром мальки были выпущены снова на волю и оказались действительно здравыми и невредимыми. То же самое повторилось в вечер второго и третьего дня; на четвертый же день они сами, видимо, узнали свой ночлег, и уже без помощи родителей на ночь все скрылись в нем; маневр этот они продолжали делать в течение трех недель, а по прошествии этого времени некоторые из них стали проводить ночь в других местах аквариума, но преимущественно прячась за камни или в ямки.

Молодь, в особенности первое время, несмотря на обильный корм ракообразными (дафниями и циклопами), росла очень туго, но все-таки подросла через месяц настолько, что в аквариуме в 4 ведра воды ей, видимо, становилось тесно, и я решил пересадить ее и стариков в другой аквариум, емкостью в 10 ведер воды. На дне этого аквариума вплоть до стекол, т.е. 11/2 вершка, был песок, а сверх его так же, как и в первом, лежали разноцветные морские камешки. Размерами аквариум был: в длину — 14 вер., в ширину — 11 вер. и в высоту, до верхнего края стекла — 10 вер.; сверх стекла имелась металлическая решетка и карниз, то и другое вместе составляло 4 вершка.

Так как старики херосы с самого помета икры уже перестали рыться в песке, то я решил в новом для них помещении посадить несколько кустов сагитарии, которая впоследствии и разрослась.

Семья херосов немедленно свыклась с новым обширным помещением, стала себя чувствовать заметно лучше и быстрее подаваться в росте; мне же удобнее было наблюдать за ней. Дети-мальки очень доверчиво относились к своим родителям: они беспрестанно лазили у них по спине и по бокам, как бы что-то собирая между чешуйками; лазили даже вокруг глаз их, и на все это родители не только не сердились и не уходили, а, наоборот, казалось, им как бы доставляло это особенное удовольствие; при этом иногда отец или мать хватали ртом малька, который бесцеремонно лазил у них по губам, но через несколько секунд выпускали, и малек этот не убегал, а, как бы встрепенувшись или отряхнувшись, продолжал тут же плавать. Конечно, трудно передать все относящееся до образа жизни херосов в аквариуме, но одно могу сказать, что, по моим непрестанным за ними наблюдениям, у них существует семейный строй и удивительная нежная любовь родителей к детям.

Старики все время и в новом помещении недоверчиво относились к человеку и постоянно при кормлении делали попытки нападения. Однажды я весьма был встревожен следующим обстоятельством: давая как-то им корм и спеша куда-то уйти, я быстро подошел к аквариуму и только что протянул руку с кормом, как самка со дна, как стрела, бросилась к руке, и, вероятно, инерция была так велика, что она выскочила из воды и вылетела за аквариум, упав на пол с высоты более 2 арш. Я положительно был убежден, что она убилась до смерти, но, заметив, что она еще жива и бьется на полу, я схватил ее и пустил обратно в аквариум; к удивлению моему, она поплыла как ни в чем не бывало. Все-таки падение это не осталось без последствий: дней через 7—8 я заметил, что дети-мальки что-то уж очень группируются около матери и усеяли собой ее тело; всмотревшись пристальнее, я увидел на правом боку ее уже довольно большую язву, немного менее 10-коп. монеты, и что мальки больше копошились именно у этой язвы.

Мать и здесь не отбивалась от нападения детей, которые, по-видимому, терзали ее, и изредка только передвигались вершка на 4—5 вперед. Я немедленно изловил ее и посадил сначала на несколько минут в соленую ванну, а затем в особую банку с чистой водой. Подобное лечение продолжалось в течение двух суток, и в это время ранка затянулась, т. е. краснота совсем прошла, и я вновь пустил ее в семью, где сначала быстро поплыла она ко дну и спряталась за камнями, а затем по прошествии получаса выплыла, и жизнь ее потекла как и прежде; на месте же ранки осталось только пятнышко. Конечно, с одной стороны, выпадению ее из аквариума я был причиной, так как не прикрыл его стеклом, но с другой — ведь аквариум был устроен так, что, как я уже говорил, сверх верхнего края стекла он возвышался еще на 4 вершка, так что трудно было допустить, чтобы могли произойти такие неприятности.

По наступлению осени, а затем и зимы я заметил, что мальки как бы перестали расти, и если росли, то весьма медленно и незаметно; впоследствии же оказалось, что на рост их имеет сильное влияние температура воды. Один из сотоварищей моих по охоте в сентябре месяце приобрел моих мальков, и когда я увидел их через 7 месяцев, т.е. в апреле следующего года, когда, следовательно, им было 10 месяцев, я положительно был поражен их величиной: они почти что догнали отца и мать и готовы были к помету икры; оказалось, что они росли в воде, температура которой все время колебалась между +18° и 20° по Р., в моем же аквариуме температура воды была всего +14°—15° по Р.»

В дополнение к сейчас описанному скажем, что, готовясь к икрометанию, херосы вырывают прежде всего громадную яму, старательно очищают ее от малейшего кусочка сора и строго следят за тем, чтобы никто к ней не приближался. Яма эта — колыбель, в которую они будут загонять своих мальков. Само икрометание происходит рано утром, часов в 7—8, причем икринки часто откладываются в самом темном углу аквариума прямо на стекла кверху, одна возле другой в виде правильных рядов, образующих собой нечто вроде площадки. Выметанные икринки тотчас оплодотворяются самцами.

Нерест продолжается два или три дня с промежутком между кладками, причем каждый раз самка откладывает на стекла не более 5 икринок. Количество выведшихся мальков доходил нередко до 700 штук, но из них обыкновенно много гибнет от какого-то совершенно непонятного внезапного мора, который начинается среди них во время зимы.

Нерест в лето бывает 2 и даже 3 раза; последующие от первого отличаются меньшим количеством мальков. Лучшей пищей для мальков служат дафнии и другие мелкие ракообразные.

Для более успешного роста мальков следует менять ежедневно воду, отливая немного старой и заменяя новой. А кроме того, отделять более подросших от отсталых, так как, будучи очень драчливы, более крупные забивают более слабых. Особенно это часто бывает при кормлении. К началу 2-го года мальки достигают роста около 4—5 сантиметров и так походят в это время на солнечных рыбок и голубых окуньков того же возраста, что, для того чтобы отличить их, надо иметь большой навык.

Самые крупные старые экземпляры достигают 5 вершков длины и 2 вершков ширины.

Hosted by uCoz